|
|
|
Отправившись в Ленинград вместе с Молотовым, Ворошиловым, Ждановым, Ежовым, Ягодой и Аграновым, Сталин не включил в эту группу Орджоникидзе. Между тем имя Орджоникидзе не случайно значилось в некрологе Кирова вторым после Сталина. Орджоникидзе и Кирова связывала тесная дружба еще со времен гражданской войны. Приезжая в Москву, Киров всегда останавливался на квартире Орджоникидзе.
Один из ближайших сотрудников Орджоникидзе С. З. Гинзбург рассказывает, что Орджоникидзе говорил Сталину о своем желании отправиться с ним в Ленинград. Сталин категорически воспротивился: "Тебе нельзя ехать, с твоим больным сердцем". "Я глубоко убежден, - подчеркивает Гинзбург, - что Сталин отговаривал Серго от этого намерения потому, что знал: Орджоникидзе сделает все, чтобы разобраться в подлинных обстоятельствах гибели Кирова"[1].
Одной из первых акций Сталина в Ленинграде был допрос Николаева. Он завершился крайне неблагоприятно для сталинской версии. Когда Сталин спросил Николаева о причинах убийства, тот, указав на находившихся рядом чекистов, заявил, что убил Кирова по их заданию[2].
В тот же день произошло убийство охранника Борисова, человека, чьей обязанностью было неотлучно находиться рядом с Кировым. Поскольку 1 декабря дежурство по охране Кирова несли девять человек, а в момент выстрела ни одного охранника около него не оказалось, показания Борисова приобретали крайне важное значение. О том, как был устранен этот свидетель, рассказал в 1960 году водитель машины, на которой Борисова везли на допрос к Сталину. Машина была случайным грузовиком, Борисов вместе с двумя чекистами находился в кузове. Во время движения сидевший рядом с водителем чекист внезапно вырвал из его рук руль и направил машину на угол ближайшего дома. Аварии не произошло, машина только помяла крыло. В момент столкновения шофер услышал характерный звук на борту грузовика.
Ленинградскому партийному активу было сообщено, что Борисов погиб в результате аварии, вызванной неисправностью рулевого управления. Однако в ходе расследований, проводившихся в 50-60-х годах, были получены свидетельства от бывшего начальника лечебно-санитарного отдела Ленинградского УНКВД и врача, участвовавшего во вскрытии тела Борисова: смерть наступила от удара тяжелым предметом по голове.
Сотрудники НКВД, сопровождавшие Борисова, были осуждены в 1935 году к незначительным срокам заключения по обвинению в халатности. Спустя же два года они были расстреляны по обвинению в предумышленном убийстве Борисова.
На протяжении первых двух недель после убийства Кирова сообщения советской печати наталкивали на мысль, что нити убийства тянутся к белогвардейским эмигрантским кругам. В газетах были опубликованы сообщения о расстреле в Москве, Ленинграде, Киеве и Минске 94 человек по обвинению в подготовке террористических актов[3]. Было объявлено, что террористы тайно проникли в СССР через Польшу, Румынию, Литву и Финляндию. Была поднята шумная кампания против "окопавшихся на Западе" белоэмигрантских организаций, которые "уже не впервые посылают своих эмиссаров в Советский Союз с целью совершения террористических актов". Все это создавало впечатление, что Николаев был связан с заговорщиками из среды эмиграции.
Представление убийства Кирова, делом рук белогвардейцев было бы наиболее правдоподобной версией. В эмиграции действительно существовало несколько военизированных организаций, включавших террор в арсенал своих средств борьбы с Советской властью. Наиболее активной из них был Российский общевоинский союз (РОВС), состоявший из бывших генералов и офицеров белой армии. Эта организация не скрывала, что она замышляла и готовила террористические акты с целью "разрушить легенду о неуязвимости власти". Один из таких актов, взрыв партклуба в Ленинграде, удалось осуществить в 1927 году, после чего террористическая группа благополучно вернулась из СССР.
В 1934 году от зарубежных резидентов ОГПУ были получены сведения о направлении РОВСом в СССР двух лиц для осуществления убийства Кирова. Летом этого года чекистами был проведен крупномасштабный поиск этих террористов. Они были обнаружены железнодорожной охраной, но при перестрелке скрылись. По-видимому, агенты РОВСа были связаны с существовавшим в Ленинграде антисоветским подпольем, о наличии которого свидетельствовало распространение в городе листовок белогвардейского содержания.
Другой активной антисоветской организацией за рубежом был созданный в 1930 году национальный союз русской молодежи, впоследствии переименованный в Народно-трудовой союз (НТС). Эта организация, принимавшая в свои ряды только лиц, родившихся после 1895 года, публично одобрила убийство Кирова.
В личной канцелярии Кирова хранилось посланное ему 2 июля 1933 года письмо ленинградского студента Логинова (с указанием адреса автора). В нем автор сообщал, что недавно на представлении в Ленинградском цирке оказался рядом с двумя лицами, говорившими по-немецки. Из дошедших до него обрывков разговора он уловил, что речь шла о шпионских планах и, возможно, о подготовке убийства Кирова. Логинов писал, что он хотел лично рассказать об этом Кирову, но его не пропустили ни в обком партии, ни в управление ОГПУ[4].
По-видимому, руководствуясь подобными данными, Ягода и его помощники вначале пытались направить следствие по линии поиска связей Николаева с резидентами зарубежных разведок. В речи на февральско-мартовском пленуме ЦК (1937 год) Ежов говорил, что чекисты не верили в организацию террористического акта зиновьевцами и "на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной, возможно, там что-нибудь выскочит"[5]. Эту версию Ежов повторил во время суда над ним, утверждая, что "Ягода и другие предатели ЧК считали, что убийство Кирова - дело рук латвийской разведки"[6] (по-видимому, исходя из контактов Николаева с агентом НКВД - латвийским консулом, о котором речь пойдет ниже - В. Р.).
Однако версии об организации убийства белоэмигрантами или иностранными агентами противоречили замыслам Сталина, который с самого начала дал Ежову указание: "Ищите убийцу среди зиновьевцев".
На очной ставке с Радеком, проведенной 13 января 1937 года в присутствии Сталина, Бухарин сообщил, что на второй день после убийства Кирова Сталин вызвал его и Мехлиса (редакторов двух крупнейших газет) и заявил им, что Киров был убит "зиновьевцем". Сталин подтвердил правильность этого сообщения, уточнив, что данный разговор произошел после возвращения его из Ленинграда[7].
Уже 2 декабря Сталин затребовал от ленинградских чекистов сведения о подпольной деятельности бывших членов зиновьевской оппозиции. Ему было доложено агентурное дело "Свояки", само название которого свидетельствовало о поиске связей между "троцкистами" и "зиновьевцами" (свояками были Троцкий и Каменев). В деле находились ордера на арест нескольких бывших оппозиционеров, выписанные еще в октябре. Однако эти люди оставались на свободе, поскольку Киров не санкционировал их арест (в то время аресты членов партии по политическим обвинениям могли производиться только с санкции партийных органов).
В агентурной разработке "Свояки" значились все будущие сопроцессники Николаева. Трое из них были арестованы уже 2 декабря. В тот же день ленинградским аппаратчикам было приказано составить списки всех бывших оппозиционеров.
Хрущев, находившийся в то время в Ленинграде во главе московской делегации, вспоминал: "уже там им сказали, что Николаев не то был исключен из партии, не то имел взыскание за участие в троцкистской оппозиции, так что поэтому - это дело рук троцкистов. По-видимому, они организовали убийство"[8].
Комиссии, расследовавшие "кировское дело", не обнаружили никаких данных о принадлежности Николаева к "троцкистской" или "зиновьевской" оппозиции. Было установлено лишь, что Николаев встречался с некоторыми бывшими оппозиционерами, значившимися в разработке "Свояки".
Спустя три дня после убийства Сталин приказал заменить ленинградских следователей новой следственной группой во главе с заместителем наркома внутренних дел Аграновым, имевшим богатый опыт фабрикации фальсифицированных дел и процессов. Все сотрудники этой группы, за исключением Л. Шейнина (будущего популярного писателя детективного жанра) и чекиста Люшкова, сбежавшего в 1938 году в Японию, были расстреляны в 1937 году.
Контроль над следствием был поручен Ежову. Ягода и его помощники, привыкшие к тому, что их деятельность контролируется и направляется исключительно самим Сталиным, на первых порах пытались противиться участию Ежова в следствии. Тогда, по свидетельству Ежова, "пришлось вмешаться в это дело т. Сталину. Товарищ Сталин позвонил Ягоде и сказал: "Смотрите, морду набьем"[9].
Группа Агранова с самого начала стремилась добиться от Николаева показаний о совершении им убийства по указанию подпольной зиновьевской группы. 4 декабря Агранов в донесении Сталину сообщал, что его агентам, посаженным в камеру Николаева, удалось выяснить, что "лучшими друзьями" последнего были "троцкисты" Котолынов и Шатский. Однако, как доносил далее Агранов, Николаев на допросах держится крайне упорно, категорически отрицает участие троцкистов и зиновьевцев в террористическом акте и соглашается лишь признать, что на его решение повлияли разговоры с "троцкистами", которых он, однако, знал "не как членов группировки, а индивидуально"[10].
Сознательное смешение - даже в служебном донесении - "зиновьевцев" с "троцкистами" -свидетельствует о том, что Агранов понимал, в каком направлении, по замыслу Сталина, должно двигаться следствие.
Лишь 13 декабря от Николаева удалось добиться показаний о том, что он "должен был изобразить убийство Кирова как единоличный акт, чтобы скрыть участие в нем зиновьевской группы". Спустя еще неделю в показаниях Николаева появилась новая версия: "Когда я стрелял в Кирова, я рассуждал так: наш (курсив мой - В. Р.) выстрел должен явиться сигналом к взрыву, к выступлению внутри страны против ВКП(б) и Советской власти"[11].
Как сообщил в 50-х годах бывший сотрудник НКВД, приставленный к Николаеву в камере, убийца согласился дать показания о своей принадлежности к организации "зиновьевцев" только после обещания следователей сохранить ему за это жизнь.
17 декабря в печати появилось сообщение: Киров убит "рукой злодея-убийцы, подосланного агентами классовых врагов, подлыми подонками бывшей зиновьевской антипартийной группы"[12]. С этого момента, послужившего сигналом для развязывания террора против бывших участников левой оппозиции, начался новый поединок между Сталиным и Троцким, без анализа которого невозможно понять логику последующих "дел" и процессов.
В этом поединке на стороне Сталина была безграничная власть над всеми арестованными. К тому же в его распоряжении находилась вся советская и зарубежная официальная коммунистическая печать, подхватывавшая и разносившая на весь мир нужные ему версии убийства. На стороне Троцкого была сила логики и аргументов, вскрывавших беспримерные фальсификации, на которых строились сталинские версии.
В дальнейшем изложении, освещая события, последовавшие за убийством Кирова, мы будем сопоставлять как официальную советскую информацию тех лет, так и результаты позднейших расследований с комментариями Троцкого по поводу сообщений советской печати.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Вопросы истории КПСС. 1991. #3. С. 89.<<
[2] Свободная мысль. 1992. # 8. С. 65.<<
[3] Правда. 1934. 6, 12, 18 декабря.<<
[4] Аврора. 1989. # 10. С. 13.<<
[5] Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов. М., 1991. С. 153.<<
[6] Совершенно секретно. 1992. # 4.<<
[7] Реабилитация. С. 153-154.<<
[8] Вопросы истории. 1990. # 3. С. 73.<<
[9] Реабилитация. С. 154.<<
[10] Свободная мысль. 1992. # 8. С. 69.<<
[11] Родина. 1989. # 1. С. 77.<<
[12] Правда. 1934.17 декабря.<<