|
|
|
В 1934-1935 годах политическое воображение Сталина не простиралось дальше обвинений оппозиционеров в терроре. В целях нагнетания зловещей атмосферы в стране он требовал от Ягоды все новых и новых дел о "террористических заговорах". В соответствии с этими требованиями местные органы НКВД в начале 1935 года сфабриковали ряд дел о террористических группах, готовивших покушения на секретаря ЦК компартии Украины Постышева, секретаря Северного крайкома ВКП(б) Иванова и других партийных руководителей. Сообщения о судах над участниками этих групп, неизменно завершавшихся расстрелом, направлялись Вышинским и Ульрихом непосредственно Сталину. С помощью подобных сообщений Сталин создавал у лиц, представленных объектами "террористических намерений" (большинство из них будет уничтожено в ходе последующих чисток), впечатление, что им грозит опасность со стороны "террористов", и тем самым стимулировал их активность в поиске новых "врагов".
В начале 1935 года в Москве начались аресты лиц, вскоре сведенных в новую амальгаму, получившую название "Кремлевского дела". Из 110 человек, арестованных по этому делу, 30 были выведены на заседание Военной коллегии Верховного суда, остальные заочно осуждены Особым совещанием. Состав осужденных по "Кремлевскому делу" был крайне разношерстным. В их числе были сотрудники управления коменданта Кремля, правительственной библиотеки, секретариата Президиума ЦИК, уборщицы и другие мелкие служащие правительственных здании, домохозяйки (жены обвиняемых) и т. д.
"Кремлевское дело" представляло первую попытку "выявления" подпольных групп, замышлявших террористические акты против "кремлевских вождей", прежде всего самого Сталина. В решении Военной коллегии по этому делу говорилось о существовании связанных между собой четырех террористических групп, в том числе троцкистской группы, вступившей в связь с зарубежной троцкистской организацией.
Троцкий не откликнулся сразу на этот новый подлог - видимо, только потому, что сообщения о нем не появились в печати и вовремя не дошли до него.
В качестве главной фигуры "Кремлевского дела" был избран Каменев. Привезенный в Москву из политизолятора Зиновьев, допрашивавшийся теперь уже в качестве свидетеля против него, добавил к своим прежним показаниям лишь одну "крылатую формулировку", принадлежавшую Каменеву: "Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину". В ответ на требование сообщить о террористических намерениях Каменева, Зиновьев заявил: "Заявлений от Каменева о необходимости применения теракта как средства борьбы с руководством ВКП(б) я не слышал. Не исключаю, что допускавшиеся ими злобные высказывания и проявления ненависти по адресу Сталина могли быть использованы в прямых контрреволюционных целях"[1].
В "кремлевское дело" были включены пять родственников Каменева, в том числе Сергей Седов - племянник его жены.
На закрытом заседании Военной коллегии, состоявшемся 27 июня, 14 подсудимых не признали себя ни в чем виновными, 10 признались лишь в том, что слышали от других лиц "антисоветские" или "клеветнические" высказывания. Лишь 6 человек, включая брата Каменева, признали себя виновными в "террористических намерениях". В итоге двое подсудимых были приговорены к расстрелу, все остальные - к разным годам заключения и ссылки.
Очевидно, первую информацию о "Кремлевском деле" передал Троцкому югославский коммунист Цилига, сумевший вырваться из СССР после пяти лет пребывания в ссылках и тюрьмах. В его статье "Сталинские репрессии в СССР" сообщалось, что Каменев на процессе категорически отрицал все предъявленные ему обвинения и заявил, что основную часть своих сопроцессников впервые увидел в зале суда. Суд увеличил Каменеву срок заключения до 10 лет. По возвращении в тюрьму его поместили в общую камеру, где содержалось еще 12 заключенных[2].
"Кремлевское дело" послужило прелюдией к "делу" А. Енукидзе, единственного члена ЦК, исключенного из его состава и из партии в 1935 году. Енукидзе, никогда не принадлежавший к оппозициям, был давним другом Сталина. Расправе над ним предшествовало освобождение его с поста секретаря ЦИК, который он занимал с 1918 года. Официальная мотивировка этого решения гласила, что оно принято по просьбе руководства Закавказской Федерации переместить Енукидзе на пост председателя ЦИК ЗСФСР. Однако, когда Енукидзе прибыл в Тбилиси, Сталин приказал Берии предложить ему пост директора одного из грузинских санаториев. Отказавшись от этого назначения, Енукидзе возвратился в Москву.
На июньском пленуме ЦК 1935 года Ежов доложил о "деле" Енукидзе, который обвинялся в засорении аппарата ЦИК СССР враждебными элементами и в "попустительстве" созданию на территории Кремля сети террористических групп. Ему вменялось в вину также моральное разложение, растраты и т. п.
Одна из причин расправы с Енукидзе состояла в том, что в своих воспоминаниях о деятельности закавказских большевиков в годы царизма он не уделил достаточного места "руководящей" роли Сталина. Другой причиной было его благожелательное отношение к репрессированным оппозиционерам и материальная помощь, которую он оказывал их семьям. По словам А. Орлова, "ЦИК удовлетворял почти каждую просьбу о смягчении наказания, если только она попадала в руки Енукидзе. Жены арестованных знали, что Енукидзе - единственный, к кому они могут обратиться за помощью"[3].
Вместе с тем Енукидзе, как отмечал Орлов, "утратил те черты революционера, которые его отличали раньше, и оказался одним из тех деятелей, которые выродились в типичных сановников, с упоением наслаждавшихся окружающей роскошью и своей огромной властью". В подтверждение этого Орлов ссылался на свои наблюдения за поведением Енукидзе в Австрии, куда тот прибыл в 1933 году на отдых в сопровождении свиты личных врачей и секретарей. Когда Енукидзе увидел на ярмарке группу плясавших эмигрантов - терских казаков в национальной одежде, он раздал им валютой в течение одной минуты деньги, которые семье советского колхозника пришлось бы зарабатывать целый год[4].
Хорошо знавший о подобных фактах, характеризовавших не одного Енукидзе, Сталин давно уже готовился использовать их для дискредитации политически не угодных ему лиц. Еще на XVII съезде он требовал "без колебаний снимать с руководящих постов, не взирая на их заслуги в прошлом", "зазнавшихся вельмож-бюрократов"[5]. Обвинения в "вельможности" Енукидзе были, по-видимому, столь убедительны, что, вернувшись с пленума ЦК, Бухарин сказал жене: "Разлагается бюрократия".
После исключения из партии Енукидзе оставался на свободе вплоть до 1937 года, когда был арестован и расстрелян.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Известия ЦК КПСС. 1989. # 7. С. 90-91.<<
[2] Бюллетень оппозиции. 1936. # 47. С. 3.<<
[3] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 291.<<
[4] Там же. С. 290.<<
[5] Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 370.<<