|
|
|
Временно прекратив после "Кремлевского дела" политические процессы, Сталин с еще большей жестокостью продолжал проводить партийные чистки, сохранявшие в ВКП(б) атмосферу перманентного напряжения.
Начатая в 1933 году генеральная чистка партии была продолжена не до конца 1934 года, как первоначально предполагалось, а до мая 1935-го. В ее ходе из 1916,5 тыс. членов и кандидатов в члены партии было исключено 18,3 %[1]. Сразу же после этой чистки началась новая кампания, официально названная "проверкой партийных документов". Она была открыта циркулярным письмом ЦК ВКП(б), требовавшим тщательно проверить правильность сведений о коммунистах, внесенных в их партийные документы (партбилеты и учетные карточки)[2].
Эта кампания, внешне выглядевшая чисто технической, канцелярской процедурой, по словам А. Орлова, "с циничной откровенностью была направлена против старых членов партии. Парткомы возглавлялись теперь молодыми людьми, вступившими в партию лишь недавно"[3].
Раскрывая подлинный смысл "проверки партийных документов", Троцкий писал: "Отличие этой чистки от всех предшествующих состоит в том, что она проводится без всякого, хотя бы только декоративного, участия самой партии: ни общих собраний, ни личных исповедей, ни публичных обличений, ни свидетельских показаний. Проверочная работа происходит целиком за кулисами: ведь речь идет только о "документах". На самом деле в результате этой скромной технической проверки исключено в среднем около 10 % (от общей численности членов партии - В. Р.). Проверка кандидатов еще не закончена. Но и сейчас уже из рядов партии выброшено значительно больше 200 тысяч человек". Перечень основных категорий исключенных представляет "общую формулу всех термидорианских амальгами на первом месте официально поставлены "троцкисты"[4].
Статистические данные, полученные Троцким на основе анализа сообщений партийной печати, находят подтверждение в ставших недавно известными архивных документах. Как сообщал П. Постышев, секретарей ЦК компартии Украины во время проведения "проверки" "крепко поправили" Сталин и Ежов, потребовавшие "этим делом лично заниматься и глядеть тут в оба". В результате такой установки на Украине в ходе этой кампании 11,1 % членов и кандидатов в члены партии оказались исключенными как "социально чуждые" (троцкисты, националисты и т. д.)[5].
Об атмосфере, в которой проходила "проверка партдокументов", свидетельствует, в частности, выступление в 1937 году члена Военного совета одной из армий И. М. Гринберга на партактиве наркомата обороны. "Мы в армии, - говорил он, - во время проверки партийных документов допускали такие вещи: лучше 2-3 человека исключить для того, чтобы потом не сказали, что мало исключили, а затем и на всякий случай: чтобы враг не оказался. Мы исключали из членов партии людей за то, что пассивными были, а потом не могли разобраться, почему эти люди считаются пассивными"[6].
Судя по опубликованным в печати сообщениям секретарей республиканских и партийных организаций, в целом по стране в ходе "проверки" было исключено 10-20 тысяч одних только "троцкистов". "Все исключенные такого рода, - писал Троцкий, - по общему правилу, немедленно арестуются и ставятся в условия царской каторги. Об этих фактах надо рассказать рабочему классу всего мира!"[7].
До ареста исключенным оппозиционерам предстояло пройти несколько кругов тяжких испытаний. В воспоминаниях писательницы Веры Пановой рассказывается, как в феврале 1935 года ее муж-журналист был исключен из партии и уволен с работы за то, что "скрыл свою причастность к троцкизму", то есть принадлежность в прошлом к левой оппозиции. После длительных безуспешных попыток найти работу он сумел с помощью товарищей устроиться на завод подручным слесаря. На следующий день его арестовали, а спустя еще несколько дней уволили с работы и Панову - "за связь с врагом народа"[8].
Как сообщал корреспондент "Бюллетеня оппозиции" аресты захватили широкий круг исключенных из партии. Многие исключенные, которых было невозможно прямо обвинить в "троцкизме", арестовывались по статье 168 Уголовного кодекса ("злоупотребление доверием") и направлялись в ссылку или лагеря[9]. Согласно опубликованным ныне архивным материалам, только на Украине к январю 1936 года было арестовано свыше 2 тысяч исключенных из партии[10].
Уже в 1935 году риск оказаться лишенным свободы был неизмеримо более велик для коммунистов, чем для беспартийных. Произошло сращивание партийной и государственной репрессивных систем: в результате члены партии зачастую подвергались судебным преследованиям за такие проступки, которые подлежали только партийному взысканию. Характерно, что ЦК КП(б) Украины вынужден был принять специальное постановление, осудившее широко распространенную в республике практику, при которой суды приговаривали к 5-8 годам лишения свободы за сокрытие социального происхождения при вступлении в партию или приписки партийного стажа.
Итоги "проверки партийных документов" были подведены на декабрьском пленуме ЦК 1935 года. Выступивший с докладом по этому вопросу Ежов сообщил, что в ходе "проверки" из ВКП(б) исключено 18 % ее членов[11]. В резолюции пленума по докладу Ежова указывалось: "огромнейшим преимуществом" этой кампании явилось то, что "проверкой занимались непосредственно сами партийные органы", "руководящий состав партийного аппарата", который в ходе этой работы "окреп как за счет привлечения новых проверенных кадров, так и за счет очищения его от негодных для партийной работы людей". Пленум постановил считать чистку партии, начатую в 1933 году, законченной, а проверку партдокументов продолжить до 1 февраля 1936 года, вслед за чем провести обмен партийных документов всех членов и кандидатов в члены партии. Необходимость этой, по существу, новой, очередной чистки объяснялась так: проверка партийных документов показала, что "классовый враг по мере роста наших успехов прибегает к наиболее изощренным методам борьбы, используя для этого в первую очередь оппортунистическое благодушие и ротозейство коммунистов". В решениях пленума назывались новые категории членов партии, которых следовало изгнать из нее в ходе "обмена партбилетов": "шпионы иностранных разведок, которые пролезали (в ВКП(б) - В. Р.) под видом политэмигрантов и членов братских компартий"; "многие враги партии, которые после их исключения в одной парторганизации переезжали, не сдавая партбилетов, в другую". Особая опасность усматривалась в проникших в партийный аппарат "врагах партии", которые "выдавали партийные документы или продавали их (! - В. Р.) своим соучастникам по подрывной работе против дела партии и Советской власти"[12]. Эти установки открывали широкую дорогу новым провокациям и произволу против советских коммунистов и революционных эмигрантов.
14 января 1936 года было принято решение ЦК, согласно которому в течение трех месяцев (февраль-апрель) все партийные билеты и кандидатские карточки должны были быть заменены партдокументами нового образца. В разъясняющей это решение статье "Правды" под названием "О большевистской бдительности", указывалось, что в ходе данной кампании партия будет продолжать очищаться от "троцкистов, зиновьевцев, белогвардейцев, жуликов и прочей нечисти". В то же время авторы статьи сочли необходимым предостеречь низовые парторганизации от излишнего рвения, выражавшегося в лишении работы всех исключенных из партии; рекомендовался дифференцированный подход к исключенным, заключавшийся в "умении отличать врага от неврага"[13].
Троцкий едко комментировал эти предостережения, обнажая скрытый смысл формулировок, содержавшихся в данной статье: "Человек, совершивший "какой-либо тяжкий проступок против партийной этики", может тем не менее оставаться "полезным человеком для социалистической страны". При одном условии: если это не "враг", то есть не враг бюрократии. Если он проворовался, получил или дал взятку, избил подчиненного или изнасиловал подчиненную, словом, совершил "тяжкий проступок против партийной этики", но остается при этом предан власти, этому "полезному человеку" надо дать другую работуи Беспощадность рекомендуется только по отношению к политическому противнику. Послушный взяточник - не враг, честный оппозиционер - смертельный враг, которого надо лишить какой бы то ни было работы". Троцкий подчеркивал, что данная статья свидетельствует о намерении Сталина "подвергнуть физическому истреблению десятки тысяч молодых безукоризненных борцов"[14].
Проверка и обмен партийных документов стали канцелярской подготовкой массового террора против коммунистов: в их ходе на каждого члена партии заводилось весьма подробное личное дело, в котором были досконально изложены сведения о его участии в оппозициях, о вынесенных в прошлом партийных взысканиях, включая снятые, и т. д.
В ходе обмена партбилетов были автоматически выброшены из партии многие покаявшиеся "троцкисты", еще остававшиеся на ответственных постах. Так, И. Я. Врачев вспоминает: ему просто не выдали новый партбилет - обоснованием для этого послужило решение "исключить из партии как в прошлом активного троцкиста"[15].
О механизме "розыска" троцкистов в процессе "проверки" и "обмена" партдокументов можно получить представление из опубликованных М. Восленским материалов "смоленского архива", касавшихся деятельности лишь одного из низовых аппаратчиков - секретаря сельского райкома Деменка.
Свою "бдительность" Деменок демонстрировал несколькими путями. Во-первых, он рассылал в обком партии и районное управление НКВД донесения, в которых сообщал, что "восстановил в памяти троцкистов, активно боровшихся против партии", и просил открыть розыск тех из них, которые за истекшие годы покинули район. "Помню, в 1924-1925 году в Ново-Зыбковскую парторганизацию Западной области, очевидно, по поручению троцкистского центра приезжал член партии Ковалев - имени не знаю - с целью склонить парторганизацию в пользу Троцкого. С троцкистской речью выступал на активе, с докладом. Партийная организация тогда дала ему решительный отпор, однако возможно, что он и до сих пор является членом партии и до сих пор не разоблачен как троцкист. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер". "Померанцев Леониди После разоблачения троцкистской деятельности его в доме отдыха Померанцев был уволен. В данное время якобы он работает в доме отдыха в Вязьме. Померанцева надо разыскать". "Помню, в 1925-1926 гг., когда я работал секретарем Ново-Зыбковского волкома ВКП(б), в это время в волкоме работал в качестве агитпропа Каркузевич, имя, кажется, Михаил, член ВКП(б) с 1917 года, железнодорожник. Каркузевич в это время был активным троцкистом, он не только клеветал на партию и на вождя тов. Сталина, но дело дошло до того, что он демонстративно отказался в партийной сети прорабатывать решения 14 партсъезда, так как с этими решениями был не согласен и считал их неправильными. Мы тогда его сняли с работы, кажется, было объявлено партийное взыскание, но в партии он оставался, и где работал, я не знаю, но припоминаю, что работал в военизированной охране на железной дороге в Белоруссии. Возможно, что он, и до сих пор не разоблачен. Сообщаю об этом для принятия необходимых мер"[16]. "Необходимые меры" состояли в том, что люди, на которых поступали подобные доносы, разыскивались через централизованные картотеки ЦК, ЦКК и НКВД и исключались из партии.
Во-вторых, Деменок слал в партийные комитеты запросы о прибывших в его район коммунистах - руководствуясь подозрением, что они в прошлом могли быть причастны к оппозиционной деятельности. Так, в запросе, посланном в Кузнецкий горком ВКП(б), говорилось: "По имеющимся у нас сведениям член ВКП(б), партстаж с 1917 года, Полосухин Николай Иванович, работавший с 1922 по 1923 год в городе Кузнецке заворготделом укома, ныне работает у нас (город Козельск Западной области) начальником новостроящейся железной дороги Тула-Сухиничи, участвовал в троцкистской работе. Об этом он нам ничего не сказал. Прошу срочно нам сообщить, действительно ли Полосухин участвовал в троцкистской работе, если да, то когда и в чем эта деятельность выражалась"[17].
В-третьих, Деменок направлял в обком донесения о проводимой им работе по "выявлению" троцкистов в .своем районе: "Трубин, Филипп Иванович, член ВКП(б) с 1918 года, зав. нефтескладом МТС, обвинялся в троцкизме, потом обвинение было снято, теперь проверяем еще раз". "Козодой, член ВЛКСМ (имя и отчество не установили), где теперь находится, неизвестно. В 1929 году работал в столовой горпо, был связан с троцкистской группой, у Козодоя была обнаружена платформа троцкистов, разыскиваем Козодоя и корни"[18].
От секретаря райкома не отставали и другие аппаратчики. На расширенном заседании бюро райкома звучали следующие выступления: "В заготовительной организации есть коммунист Козин. Он имеет партвзыскание за примиренческое отношение к троцкизмуи Мне известно, что в Клинцовской партшколе был троцкист Глейзери Я думаю, о нем необходимо довести до сведения обкома ВКП(б)". "Я знал Энтиша, он - директор одного из заводов в Брянске в 1925-1926 году, его исключили за принадлежность к троцкизму. Об этом надо сообщить в обком ВКП(б)". Присутствовавший на собрании инструктор обкома, словно не довольствуясь обилием подобных выступлений, потребовал от собравшихся "решительно и смело до конца вскрывать и разоблачать людей, которые хоть сколько-нибудь имели связь с троцкизмом в прошлом. Неважно какую - прямую и косвенную". И тут же продемонстрировал пример такой "связи": "У нас есть Матюшин, он председатель колхоза и парторг. Сам он говорил, что держал в своих руках платформу троцкистов. Я должен заявить, его держать в должности парторга нельзя"[19].
Аналогичные "разоблачительные" мероприятия проводились повсеместно. В записке комиссии, проверявшей работу аппарата Кировской железной дороги, указывалось: "В Кандалакшском политотделе работало 12 человек из троцкистско-зиновьевской бандыи Всем этим людям давались лучшие характеристикии Начальник политотдела дороги тов. Чаплин и начальник п/о "Кандалакша" Павлов дают такую оценку оппозиционеру Журавлеву: "хороший организатор, дисциплинированный большевик, умеющий организовать коммунистов", и ни слова в этой характеристике, что он был в оппозиции. Такую же дали характеристику другому активному зиновьевцу Лесину: "один из лучших инструкторови отклонения от генеральной линии партии за тов. Лесиным не замечалось". В этой же справке указывалось, что "коммунисты плохо знают конкретную борьбу партии против троцкизма". В подтверждение этого приводился пример, когда рабочий, член партии с 1925 года, на занятии в кружке по изучению истории партии на вопрос: "В борьбе с какими врагами закалялась наша партия?" - ответил: "В борьбе с капитализмом и буржуазией" (требовалось ответить - "в борьбе с троцкистами" - В. Р.)[20].
Приведенные документы позволяют ответить на вопрос, почему в середине 30-х годов, невзирая на все предыдущие чистки, в партии еще оставалось так много лиц, исключавшихся за принадлежность к "троцкистам" и "зиновьевцам". К этим категориям были отнесены все те, кто в 20-е годы голосовал за резолюции, предложенные оппозициями. Особенно много таких коммунистов насчитывалось в ленинградской партийной организации, которая почти целиком поддерживала в 1925 году "зиновьевцев". Еще в 1926 году Г. Сафаров в заявлении, обращенном в Политбюро, писал, что семь тысяч ленинградских коммунистов "пали жертвой "выправления линии" ленинградской организации. Нет в Ленинграде ни единой цех. ячейки, ни одного коллектива, где бы не прошлась "стихия" оргвыводов"[21]. Тогда эти "оргвыводы" сводились в основном к вынесению партийных выговоров или снятию с партийной работы. Теперь, в 1935-1936 годах, остававшиеся в партии участники ленинградской оппозиции, независимо от того, где они в это время проживали и работали, исключались из партии как "зиновьевцы".
Еще большее число коммунистов (по подсчетам современных историков, 40-50 тысяч) голосовали за оппозицию в дискуссии 1923 года. Хотя эти суммарные данные никогда не публиковались, на местах хорошо помнили, кто и как голосовал на открытых партийных собраниях 12-13 лет назад. Эта часть членов партии исключалась как "троцкисты".
Множество коммунистов было исключено из партии по ложным доносам о том, что они в 20-е годы голосовали за ту или иную оппозиционную резолюцию. Характерный пример в этом плане содержится в воспоминаниях ветерана Красной Армии Л. С. Сквирского. Он рассказывает, как в 1936 году член ВКП(б) с 1919 года Зиберов был обвинен политотделом военной академии в причастности к "троцкистам" на том основании, что десятью годами ранее он якобы голосовал за троцкистскую резолюцию. Зиберов объяснил, что в действительности дело обстояло следующим образом: собрание, о котором шла речь, затянулось, и он в числе других поддержал предложение о переносе его на следующий день, когда он проголосовал против "троцкистов". Проверка подтвердила правильность этого сообщения. Тем не менее Зиберова исключили из партии и отстранили от работы. Когда автор воспоминаний случайно встретил его на улице и подошел поздороваться, Зиберов "зарыдал, сказал, что к нему люди боятся обращаться по любому поводу, вокруг него пустота, и стал уговаривать меня поскорее отойти, чтобы я не навлек на себя подозрения в сочувствии "троцкисту"[22].
За исключенными из партии устанавливалась неослабная слежка. В строго секретной директиве секретарям райкомов от 21 января 1936 года первый секретарь Западного обкома требовал сообщить ему лично следующие сведения: "1) как вы оцениваете настроения исключенных из ВКП(б) вашего района и учитываете ли вы вообще эти настроения; 2) какие у вас факты контрреволюционной работы той или иной группы или отдельных лиц исключенных; 3) какие мероприятия вы провели и считаете нужным еще провести по отношению исключенных, чтобы пресечь контрреволюционную работуи 4) сколько человек из исключенных, кого персонально и по каким причинам вы считаете уже сейчас политически или социально опасными К составлению этих сведений разрешаю привлечь только второго секретаря и уполномоченного НКВД". 22 апреля того же года обком разослал еще одно письмо под грифом "Совершенно секретно", в котором предлагалось "установить особый контроль за исключенными из партии, знать, где они работают, их настроения, следить за враждебными элементами. В этом духе воспитывать секретарей парткомов и парторгов"[23].
Подобные директивы прямо нацеливали партийные органы на передачу исключенных в руки НКВД. Такая установка шла непосредственно от Сталина и Ежова. Когда Ежов через несколько лет произносил последнее слово в качестве подсудимого, он в подтверждение своих "заслуг" напоминал: "При проверке документов по линии КПК и ЦК ВКП(б) мы много выявили врагов и шпиков разных мастей и разведок. Об этом мы сообщали в ЧК, но там почему-то не производили арестов. Тогда я доложил Сталину, который, вызвав к себе Ягоду, приказал ему немедленно заняться этими делами. Ягода этим был очень недоволен, но был вынужден производить аресты лиц, на которых мы дали материалы"[24].
Комиссии Президиума (Политбюро) ЦК КПСС по расследованию сталинских репрессий ни в 50-60-е, ни в 80-е годы не уделили никакого внимания проверке материалов официальных партийных чисток и партийной реабилитации лиц, необоснованно исключенных из партии (хотя это, казалось бы, должно было стать одной из главных задач авторитетных партийных комиссий). В результате по сей день отсутствуют точные данные о количестве исключенных из партии в ходе кампаний по проверке и обмену партдокументов. Неизвестно также, какая часть исключенных в чистках 1933-1936 годов была арестована и какую долю среди исключенных и арестованных составляли лица, обвиненные в принадлежности к "троцкистам".
В советской печати 30-х годов были опубликованы лишь суммарные данные о численности "вычищенных" до 1 января 1934 года (почти 1 млн. чел.)[25]. В отношении последующих чисток мы можем пользоваться лишь отдельными свидетельствами и ориентировочными расчетами, показывающими, что в 1934-1936 годах было исключено коммунистов не меньше, чем за все предшествующие годы. В статье "План физического истребления большевиков-ленинцев", написанной 25 марта 1936 года, Троцкий на основе анализа данных советской печати приходил к выводу, что "начиная со второй половины прошлого года, исключено до сегодняшнего дня никак не меньше 300 тысяч человек, а может быть, и полмиллиона"[26]. В. Кривицкий, основываясь на данных НКВД, куда стекались все сведения по статистике партийных репрессий, утверждал, что только за 1934-1935 годы из рядов партии был выброшен примерно миллион человек[27].
Как показывают материалы февральско-мартовского пленума 1937 года, в ведомствах и регионах велся тщательный бюрократический учет исключенных из партии. Так, Каганович сообщил, что в системе железнодорожного транспорта работают 75 тысяч человек, исключенных в 1930-1936 годах. Он рассказал об одном депо, где "членов партии имеется 80 человек, а исключенных 100, причем среди них есть люди замечательные, стахановцы, получившие значок, есть люди, которые прямо говорят: "Позвольте, я работаю хорошо, почему я должен ходить под подозрением"[28].
Секретарь Западносибирского крайкома Эйхе рассказал, что в крае насчитывается 44 тысячи коммунистов и 93 тысячи человек, выбывших и исключенных из партии за 1926-1936 годы[29].
На XVIII съезде ВКП(б) Сталин объединил все чистки 30-х годов под единой рубрикой "Чистка 1933-1936 гг.". Он заявил, что эта чистка "в основном дала положительные результаты", хотя в ней "к сожалению, ошибок оказалось больше, чем можно было предположить". Там же Сталин сообщил, что проверка и обмен партийных документов были закончены лишь к сентябрю 1936 года, а прием в партию новых членов был возобновлен 1 ноября 1936 года. Умолчав о том, сколько коммунистов было исключено во время трех официальных чисток и последовавшего за ними террора 1937-1938 годов, Сталин ограничился приведением данных, согласно которым к XVIII съезду в партии оказалось на 270 тыс. меньше членов, чем к XVII съезду (январь 1934 года)[30]. Если учесть, что в начале 1934 года в партии состояло около одного миллиона кандидатов, значительная часть которых была затем переведена в члены партии, а также то, что с конца 1936 года начался форсированный прием в партию "беспартийных большевиков", можно получить известное представление о масштабах чисток 30-х годов.
В докладе мандатной комиссии XVIII съезда указывалось, что в начале 1939 года в партии состояло 8,3 % членов со стажем до 1921 года, то есть 133 тыс. чел., и 1,3 % членов со стажем до 1918 года, то есть 23 тыс. чел.[31]. По данным партийной переписи 1927 года, в партии тогда насчитывалось 40 тыс. членов со стажем до 1918 года и 262 тыс. членов со стажем до 1921 года[32]. Естественная смертность коммунистов в 1928-1938 годах не могла быть высокой, поскольку в 1927 году менее 3 % членов партии были старше 50 лет. Сопоставление приведенных выше данных показывает, что за эти 11 лет из партии была исключена почти половина большевиков, вступивших в нее в годы подполья и гражданской войны.
Политический смысл чисток 30-х годов верно раскрыт в книге А. Авторханова "Технология власти". В главе "От партии Ленина к партии Сталина" автор писал, что метод партийных чисток явился универсальным средством не только расправы с действительной оппозицией внутри партии, но и предупреждения всякой потенциальной оппозиции в партии и народе. Их "основная цель - ликвидация думающей партии. Этого можно было добиться только путем политической и физической ликвидации всех и всяких критически мыслящих коммунистов в партии. Критически мыслящими как раз и были те, которые пришли в партию до и во время революции, до и во время гражданской войны. Эти люди, ставшие коммунистами еще до того, как Сталин стал генеральным секретарем, партии, были главным препятствием для Сталина на его пути к единоличной диктатуре. Многие из них до конца своих дней оставались идейными людьми. Именно поэтому они и были опасны Сталину. Это касалось верхов партии. Но и низовая многотысячная партийная масса стала проявлять некоторое непослушание. Она с опаской и критически начала относиться к тому, как Сталин расправляется со своими противниками наверху. Поэтому чистка партии направлялась одновременно и против оппозиционных верхов партии, и против потенциальной оппозиции в низовой партийной массе". Авторханов справедливо утверждал, что партийные чистки в конечном счете привели к "1) ликвидации старой партии Ленина; 2) созданию новой партии Сталина"[33].
Этот основной вывод книги "Технология власти", подкрепленный многочисленными фактами и цифрами, был, однако, пересмотрен Авторхановым в его последующих работах типа "Происхождение партократии". В них автор, все более скатываясь на антикоммунистические позиции, софистически обосновывал прямо противоположный тезис - об органической преемственности между партией Ленина и партией Сталина, между большевизмом и сталинизмом.
Между тем пропасть между этими двумя противоположными политическими силами, формально объединенными именем одной и той же правящей партии, обусловливалась тем, что сталинизм (как будет показано в последующих главах) в середине 30-х годов окончательно порвал с основными принципами большевизма как во внешней, так и во внутренней политике.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Известия ЦК КПСС. 1990. # 2. С. 108.<<
[2] Исторический архив. 1995. # 3. С. 217.<<
[3] Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. С. 46.<<
[4] Бюллетень оппозиции. 1936. # 48. С. 1.<<
[5] Вопросы истории КПСС. 1990. # 6. С. 91.<<
[6] Вопросы истории КПСС. 1991. # 3. С. 19.<<
[7] Бюллетень оппозиции. 1936. # 48. С. 7.<<
[8] Огонек. 1988. # 11. С. 12.<<
[9] Бюллетень оппозиции. 1936. # 57. С. 15.<<
[10] Вопросы истории КПСС. 1990. # 6. С. 91.<<
[11] Исторический архив. 1993. # 3. С. 364.<<
[12] ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. II. М., 1936. С. 646-647.<<
[13] Правда. 1936. 15 марта.<<
[14] Бюллетень оппозиции. 1936. # 50. С. 7-8.<<
[15] Сообщение И. Я. Врачева автору книги.<<
[16] Вселенский М. Номенклатура. С. 514-515, 523.<<
[17] Там же. С. 519-520.<<
[18] Там же. С. 523-524.<<
[19] Там же. С. 522-523.<<
[20] Они не молчали. С. 363.<<
[21] Реабилитация. С. 132.<<
[22] Вопросы истории. 1989. # 9. С. 62.<<
[23] Вселенский М. Номенклатура. С. 513.<<
[24] Совершенно секретно. 1992. # 4.<<
[25] Большая Советская Энциклопедия. 7 изд. Т. 61. М., 1934. С. 655.<<
[26] Бюллетень оппозиции. 1936. # 50. С. 7.<<
[27] Кривицкий В. "Я был агентом Сталина". С. 204.<<
[28] Вопросы истории. 1995. # 9. С. 28.<<
[29] Вопросы истории. 1995. # 6. С. 5.<<
[30] XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчеТ. М., 1939. С. 28.<<
[31] Там же. С. 148.<<
[32] Большая Советская Энциклопедия. 7 изд. Т. 11. М., 1930. С. 538.<<
[33] Авторханов А. Технология власти. М., 1991. С. 258-259.<<