|
|
|
Сопоставление сталинизма и фашизма необходимо должно быть дополнено сопоставлением личностей их "вождей". Эта тема неоднократно затрагивалась в работах Троцкого. Указывая на непристойный характер попыток приравнять Сталина к Ленину, Троцкий писал, что Сталина по масштабам личности нельзя поставить на одну доску даже с Гитлером и Муссолини. Как ни скудны "идеи" фашизма, но оба вождя победоносной фашистской реакции были яркими агитаторами и трибунами. Их политическое выдвижение совершалось в неразрывной связи с ростом движения, которое они инициировали и возглавляли с первых его шагов. В отличие от фашистских вождей Сталин не создал собственной партии. Большевистская партия была создана Лениным. Лишь после завоевания ею власти и последующей узурпации этой власти ее аппаратом, Сталин стал подниматься над партией. "К массам, к событиям, к истории у него нет другого подхода, как через аппарат"[1]. Добавим, что такой подход к событиям и массам сохранился и у всех преемников Сталина - от Хрущева, которому этот "аппаратный" подход мешал в его реформаторских начинаниях, до Горбачева, потерпевшего вместе со всем партийным аппаратом политическое фиаско.
Не обладавшие собственной политической доктриной, Сталин и его преемники были способны править лишь эмпирическим путем проб и ошибок, подчиняя теорию и стратегию тактическим задачам, непредвиденно возникавшим в силу прежде всего их собственных волюнтаристских импровизаций и просчетов.
Касаясь отношения Сталина к Гитлеру, Троцкий подчеркивал, что "Сталин, лишенный творческого воображения, изобретательности, окруженный крайне серыми людьми, явно подражает Гитлеру, который импонирует ему своей изобретательностью и смелостью"[2]. Одним из примеров такого подражания Троцкий считал чистку в большевистской партии, идея которой возникла у Сталина после успешной чистки, учиненной Гитлером над оппозицией внутри нацистской партии в 1934 году. Этот вывод подтверждается воспоминаниями В. Кривицкого о высоких оценках, которые Сталин давал Гитлеру за его беспощадную расправу с оппозицией и превращение Германии в "сверхдержаву" (см. гл. XXXIII).
В свою очередь Гитлер в кругу своего ближайшего окружения также оценивал Сталина "очень высоко, но прежде всего как тирана". Советский публицист Э. Генри[3*], которому принадлежит это наблюдение, приводил в его подтверждение высказывания Гитлера, выражавшие "классовую правду" этого наиболее жестокого врага коммунизма. В январе 1941 года Гитлер заявил: "Он (Сталин - В. Р.) отождествляет себя с Россией царей. Большевизм для него только средство - прикрытие для обмана германских и латинских народов". О меткости политических наблюдений Гитлера свидетельствует и другая его мысль: "Сталину социальная сторона жизни совершенно безразлична. Что касается его, то народ может сгнить"[4].
Суммируя высказывания Гитлера в застольных беседах с приближенными, Г. Пикер, тщательно записывавший эти беседы, подчеркивал, что Гитлер "считает Сталина гением и открыто восхищается им"[5]. Среди многочисленных высказываний Гитлера о "гениальности" Сталина выделяется мысль о том, что "к Сталину, безусловно, тоже нужно относиться с должным уважением. В своем роде он просто гениальный тип. Его идеал - Чингисхан и ему подобные, о них он знает буквально все"[6]. Гитлер открыто признавался, что он многому научился у Сталина, в частности, осуществив после взятия власти "унификацию всей немецкой прессы (подобно тому как это сделал Сталин в СССР)"[7].
Глубоко презирая советский народ, Гитлер одобрял методы, применявшиеся по отношению к нему Сталиным, и заявлял, что "на восточных землях можно добиться цели, лишь действуя совершенно беспощадными методами a la Stalin"[8].
Для характеристики взаимоотношений двух диктаторов в период их "дружбы" небезынтересно то обстоятельство, что Сталин поверял гитлеровским посланцам мысли, которые в то время не решался открыто высказывать даже в кругу своего ближайшего окружения. Так, по словам Гитлера, в беседе с Риббентропом Сталин "не скрывал, что ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно своей интеллигенции, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны"[9]. Так откровенно Сталин не позволял себе говорить даже в последние годы своей жизни, когда он прикрывал проводимую им политику государственного антисемитизма филиппиками против "безродных космополитов", "агентов Джойнта" и т. д.
Некоторые профашистские высказывания Сталина изумляли даже ближайших приспешников Гитлера. Так, А. Розенберг записал в своем дневнике свидетельство Риббентропа о том, что во время приема последнего в 1939 году "Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии". "Гиммлер истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, - комментировал этот факт Розенберг, - а тот без всякой на то необходимости провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев. "Великий человек," - говорят Риббентроп и вся эта клика"[10].
В Сталине Гитлер видел не идейного, а геополитического противника, которого он надеялся переиграть в дипломатических маневрах, а затем сокрушить в войне. Даже в последние годы войны, когда стала очевидной беспочвенность этих надежд, Гитлер и его окружение не скрывали перед своими приближенными своего восхищения Сталиным. Сообщая Шелленбергу о предложенном Риббентропом плане организации покушения на Сталина, Гиммлер добавил, что ему "очень нелегко отдавать такой приказ, поскольку он, как и Гитлер, верит в историческое провидение и считает Сталина великим вождем своего народа, призванным выполнять свою миссию". Риббентроп, в свою очередь, заявил, что "Сталин намного превосходит Рузвельта и Черчилля по своим военным и государственным способностям? он единственный, кто действительно заслуживает уважения"[11].
Весной 1945 года, когда Германия находилась уже в агонии, Гитлер, возлагавший свои последние надежды на развал антифашистской коалиции, полагал, что инициатором этого будет скорее всего не Черчилль или Рузвельт, а Сталин, с которым "мы могли бы скорее чего-нибудь добиться". В дневниках Геббельса, относящихся к этому времени, неоднократно приводятся высказывания Гитлера о том, что "если какая-то держава в лагере противника и захочет первой вступить в переговоры с нами, то при любых обстоятельствах это будет Советский Союз". Это соображение Гитлер мотивировал тем, что Рузвельту и Черчиллю очень трудно - если вообще не невозможно - повернуть курс своей военной политики, поскольку они вынуждены считаться с общественным мнением своих стран; Сталин же "избавлен от этой заботы" и поэтому "в состоянии в течение одной ночи изменить свою военную политику на 180 градусов"[12]. Хотя эти надежды в условиях безвыходного положения Германии были нереальны, соображения Гитлера о полной независимости Сталина от общественного мнения были, конечно, вполне резонными.
Перед второй мировой войной Гитлер видел своего главного политического врага не в Сталине, а в Троцком как потенциальном лидере сил, способных в ходе войны подняться на международную социалистическую революцию. За день до нападения Германии на Польшу во французской печати появилось сообщение о беседе между Гитлером и французским дипломатом Кулондром фазу же после заключения советско-германского пакта. На слова Кулондра: "Действительным победителем (в случае войны) будет Троцкий. Подумали ли вы об этом?" -Гитлер ответил как о само собой разумеющемся: "Я знаю," - и тут же перешел к упрекам в адрес Франции и Англии, якобы провоцирующих его на войну тем, что "дали Польше полную свободу действий"[13].
О Троцком Гитлер и его приспешники отзывались с неизменной ненавистью, перемешивая обвинения в "губительном воздействии на другие народы" с неистовыми антисемитскими выпадами. Говоря о "деструктивном характере" евреев, Гитлер добавлял, что "из всех евреев наиболее достойны уважения Павел (христианский апостол - В. Р.) и Троцкий, поскольку они в наибольшей степени способствовали этому (стимулированию активности других народов - В. Р.)и Они вообще действуют подобно бацилле, проникающей в тело и парализующей его!"[14].
Получив известие о гибели Троцкого, Геббельс тут же записал в своем дневнике: "Этого дьявола не жалкои одной преступной еврейской свиньей стало меньше. Он заслужил куда худшей смерти"[15].
Если очистить эти и другие подобные высказывания от мракобесной юдофобской шелухи, можно прийти к выводу, что нацистские "вожди" вплоть до смерти Троцкого видели в нем потенциального вождя интернационального движения, которое способно смести с исторической арены тоталитарные режимы. Троцкий, лишенный всяких материальных ресурсов и находившийся в далекой Мексике, представлялся им более опасным врагом, чем Сталин, в руках которого была сосредоточена военная и материальная мощь огромной страны.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Троцкий Л. Д. Сталин. Т. II. С. 145.<<
[2] Там же. С. 211.<<
[3*] Э. Генри (Б. И. Ростовский) уже в 30-е годы глубоко изучал гитлеровскую политику, выпустив две книги, получившие широкий резонанс во всем мире: "Гитлер над Европой" (М., 1935) и "Гитлер против СССР. Грядущая схватка между фашистскими и социалистическими армиями" (М., 1937).<<
[4] Дружба народов. 1988. # 12. С. 261.<<
[5] Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. Смоленск, 1993. С. 332.<<
[6] Там же. С. 451.<<
[7] Там же. С. 289.<<
[8] Там же. С. 277.<<
[9] Там же. С. 456.<<
[10] Там же. С. 21.<<
[11] Шелленберг В. Мемуары. М., 1991. С. 305.<<
[12] Геббельс И. Последние записи. Смоленск, 1993. С. 95, 163, 261.<<
[13] Цит. по кн.: Троцкий Л. Д. Портреты революционеров. С. 158.<<
[14] Пикер Г. Застольные разговоры Гитлера. С. 48.<<
[15] Огонек. 1991. # 32. С. 14.<<