Оглавление

I
"Массовые операции"

Одной из главных вех великой чистки явился июньский пленум ЦК 1937 года, подавивший всякое сопротивление сталинскому террору в Центральном Комитете партии. Этот пленум, предоставивший органам НКВД чрезвычайные полномочия, открыл серию так называемых "массовых операций".

2 июля 1937 года Политбюро приняло постановление "Об антисоветских элементах". Как сообщалось на июньском пленуме ЦК 1957 года, в архиве был обнаружен проект этого решения, написанный рукой Кагановича. В ответ на обвинение в авторстве данного документа Каганович заявил, что он, как это часто бывало на заседаниях Политбюро, писал его под диктовку Сталина[1].

В постановлении указывалось: "Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом по истечении срока высылки вернувшихся в свои области, - являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений как в колхозах, совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности". На этом основании партийным органам поручалось "взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД"[2].

9 июля Политбюро утвердило состав областных и республиканских троек и численность бывших кулаков и уголовников, которые должны быть подвергнуты во внесудебном порядке расстрелу и высылке.

10 июля Хрущев направил Сталину донесение, в котором говорилось: "Сообщаю, что всего уголовников и кулацких элементов, отбывших наказание и осевших в г. Москве и Московской области учтено 41305 чел. Из них уголовного элемента учтено - 33436 чел. Имеющиеся материалы дают основание отнести к 1-й категории уголовников 6500 чел. и ко 2-й категории - 26936 человеки Кулаков, отбывших наказание и осевших в г. Москве и районах области, учтено 7869 человек. Имеющийся материал дает основание отнести из этой группы к 1-й категории 2000 чел. и ко 2-й категории - 5869 чел."[3].

31 июля Политбюро утвердило приказ наркома внутренних дел, который предписывал начать операцию "по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников". В приказе контингенты, подлежащие внесудебным репрессиям, были расширены и стали включать следующие категории:

"продолжающие вести активную антисоветскую деятельность бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания, бежавшие из лагерей или трудпоселков или скрывшиеся от раскулачивания;

члены антисоветских партий (эсеры, грузины, муссаватисты, дашнаки, бывшие белые, жандармы, каратели, реэмигранты, скрывшиеся из мест репрессий);

наиболее активные антисоветские элементы, которые содержатся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях;

уголовники, ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой".

В приказе содержалась разнарядка или лимит на репрессии по всем республикам, краям и областям. Всего предполагалось арестовать 258950 человек, из них 72950 должны были быть осуждены "по первой категории". В лагерях планировалось расстрелять 10 тыс. чел.

Данную "операцию" предписывалось провести в четырехмесячный срок, а следствие по делам репрессированных - проводить "ускоренно и в упрощенном порядке". При этом репрессии распространялись и на семьи репрессированных. "Водворению в лагеря или труд поселения" подлежали те семьи, "члены которых способны к активным антисоветским действиям". Семьи лиц, репрессированных по первой категории, проживавшие в крупных городах, пограничных районах и курортных районах Кавказа, подлежали выселению "в другие районы, по их выбору"[4].

Размытость и неопределенность содержавшихся в приказе формулировок открывали дорогу самому необузданному произволу. О том, как данная "массовая операция" проводилась в Московской области, рассказывал на следствии председатель областной особой тройки Семенов. Он сообщил, что "за один вечер мы пропускали до 500 дел и судили людей по несколько человек в минуту, приговаривая к расстрелу и на разные сроки наказанияи Мы не только посмотреть в деле материалы, а даже не успевали прочитать повестки". Сослуживец Семенова показал: "Мне неоднократно приходилось слушать такие разговоры Семенова с Якубовичем после заседания тройки, когда Семенов говорил Якубовичу: "Ты сколько сегодня осудил?", на что Якубович отвечал: "Человек 500". Семенов же тогда говорил Якубовичу, смеясь: "Малои А я - шестьсот!"

В начале 1938 года "тройка" по Московской области пересмотрела дела 173 находившихся в тюрьме инвалидов, из которых 170 приговорила к расстрелу. Как показал Семенов, "этих лиц расстреляли мы только за то. что они были инвалиды, которых не принимали в лагеря"[5].

Аналогичным образом обстояло дело и в других областях. Бывший заместитель начальника Ивановского УНКВД по милиции Шрейдер вспоминал, что в области действовал следующий порядок работы тройки. Составлялся так называемый "альбом", на каждой странице которого значилось имя, отчество, фамилия арестованного и совершенное им "преступление". После этого начальник управления НКВД писал большую букву "Р" и расписывался. Остальные члены тройки обычно подписывали страницы "альбома" на завтра - авансом.

В результате данной процедуры с июля 1937 года до января 1938 года в области были расстреляны все бывшие эсеры; все коммунисты, имевшие какое-то, даже самое косвенное отношение к троцкистам; многие бывшие анархисты и меньшевики; почти все бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги[6].

Помимо этих категорий, на рассмотрение особых троек выносились дела уголовников, неоднократно судимых за убийства, бандитизм, грабежи, побеги из мест заключения и т. п. Такими методами Сталин надеялся в горячке большого террора заодно избавиться и от уголовного рецидива.

Вошедшие во вкус секретари обкомов и начальники УНКВД неоднократно обращались в Москву с просьбой об увеличении выделенных им лимитов. Эти вопросы рассматривались на Политбюро либо решались единолично Сталиным, дававшим соответствующие распоряжения Ежову. В результате "массовая операция" была продлена фактически до конца 1938 года. Во второй половине 1937 года Политбюро санкционировало превышение установленных лимитов почти на 40 тыс. чел. 31 января 1938 года Политбюро утвердило "дополнительное количество подлежащих репрессии бывших кулаков, уголовников и активно антисоветских элементов" - 57200 человек. На протяжении последующих восьми месяцев решениями Политбюро по отдельным республикам и областям и эти лимиты были превышены еще на 90 тыс. человек. Таким образом, жертвами данной "массовой операции", растянувшейся почти на год, стали более 400 тыс. человек[7].

Второй "массовой операцией" была повальная расправа с представителями ряда национальностей, прежде всего тех, которые имели свои компактные территориальные образования, входившие в состав Российской империи и ставшие после Октябрьской революции независимыми государствами (поляки, финны, латыши, литовцы, эстонцы). "Обоснованием" этих репрессий служила негласная установка о том, что лица, принадлежащие к данным национальностям (равно как и представители других наций, имевших свои государственные образования за пределами СССР), будь они даже заслуженными революционерами, склонны к шпионской работе в пользу "своего" государства.

Этнические чистки проводились по приказам наркома внутренних дел, утверждаемым постановлениями Политбюро. Так, 31 января 1938 года Политбюро приняло следующее постановление: "Разрешить наркомвнуделу продолжить до 15 IV 1938 г. операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев[8*], китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующих приказов НКВД СССР. Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел по этим операциями Предложить НКВД провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить (так в тексте - В. Р.) кадры болгар и македонцеви"[9].

Эти "массовые операции", превратившиеся фактически в этнический геноцид, отличались особенно грубым произволом. Так, в Ростове латыши и поляки арестовывались по спискам, составленным на основе данных адресного бюро. В феврале 1938 года здесь были арестованы 300 иранцев - весь состав артели чистильщиков обуви[10].

В показаниях председателя Особой тройки НКВД по Московской области Семенова говорилось: "Во время проведения массовых операций 1937-1938 гг. по изъятию поляков, латышей, немцев и др. национальностей аресты проводились без наличия компрометирующих материалови Арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние, даже беременные, и всех, как шпионов, подводили под расстрел без всяких материалов, только потому, что они - националы"[11].

С особой свирепостью проводилась расправа над коммунистами, принадлежавшими к данным национальностям. По словам одного из ближайших ежовских приспешников Радзивиловского, органами НКВД на местах было получено следующее указание Ежова: "С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться "альбомным" порядком. Надо доказать, что латыши, поляки, немцы и др., состоящие в ВКП(б), - шпионы и диверсанты"[12].

Наиболее многочисленными категориями среди репрессированных "националов" были поляки и латыши. Расправа над ними шла параллельно с ликвидацией социально-культурных прав этих национальностей. Например, в начале 30-х годов на Украине и в Белоруссии действовало 670 польских школ, 2 польских вуза, 3 театра, на польском языке выходили одна центральная, 6 республиканских и 16 районных газет. Все они в 1937-1938 годах были закрыты. В Москве были закрыты латышские театр, клуб и школа[13].

Уже в 1936 году было репрессировано 35820 поляков. Как вспоминал Хрущев, "когда в 1936, 1937, 1938 годах развернулась настоящая "погоня за ведьмами", какому-либо поляку трудно было где-то удержаться, а о выдвижении на руководящие посты теперь не могло быть и речи. Все поляки были взяты в СССР под подозрение"[14].

Большое число латышей находилось в СССР потому, что после гражданской войны в Латвии установился полуфашистский режим, ведущий беспощадную борьбу с революционерами. Это вызвало значительный приток в Советский Союз политических эмигрантов из Латвии. В СССР остались все бойцы латышской стрелковой дивизии, сыгравшей огромную роль в защите Советской власти.

В декабре 1937 года был издан приказ НКВД о массовых арестах латышей. Большинство арестованных стали жертвами групповых расстрелов. Только с 5 января по 20 июля 1938 года было проведено 15 расстрельных акций, в которых было убито 3680 латышей[15].

В "Картотеке Юрасова"[16] приведены имена более тысячи репрессированных латышей, большинство которых были расстреляны в 1937-1938 годах. Среди них - немало рядовых рабочих, колхозников, инженеров, учителей и т. д. Основную часть списка составляют представители квалифицированных слоев интеллигенции - профессора, журналисты, литераторы, хозяйственники, дипломаты, офицеры, чекисты и т. д. Свыше половины списка составляют члены ВКП(б), свыше трети - большевики с подпольным стажем, участники революции 1905-1907 годов, члены обществ каторжан и ссыльнопоселенцев, делегаты съездов ВКП(б). Почти все эти люди были расстреляны по обвинению в шпионаже в пользу буржуазной Латвии.

Не обладавшие высоким социальным статусом латыши, литовцы и эстонцы были выселены из Москвы, Ленинграда и других крупных городов в места спецпоселений.

Несколько тысяч финнов было репрессировано только в Ленинградской области, где одновременно были закрыты все действовавшие там финские школы, техникумы, дома культуры, церкви, газеты, издательства, финское отделение в Институте имени Герцена[17].

В 1937-1938 году были проведены первые массовые депортации целых наций. Наиболее крупной из них было выселение корейцев с Дальнего Востока.

10 июня 1924 года Председатель Совнаркома Рыков подписал "Устав союза корейцев, проживающих на территории СССР", согласно которому корейская община получила широкие юридические права и возможности в развитии национальной культуры[18]. В Дальневосточном Крае был создан национальный корейский район с 55 корейскими сельскими советами[19].

В апреле 1937 года в "Правде" появилась статья, в которой говорилось, что японские секретные службы заслали на территорию Дальнего Востока своих многочисленных корейских и китайских агентов, "маскирующихся под уроженцев этого района"[20].

21 августа 1937 года было принято секретное постановление СНК и ЦК "О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного Края". В нем перед НКВД ставилась задача переселить к 1 января 1938 года корейцев из ДВК в Казахстан и Узбекистан. Все высланные превращались в "спецпоселенцев", которым запрещалось возвращаться в родные места[21]. Это решение базировалось на обвинении корейцев в массовом шпионаже и готовности выступить на стороне Японии в случае ее нападения на СССР.

11 сентября Сталин направил в Дальневосточный крайком телеграмму, в которой говорилось: "По всему видно, что выселение корейцев - дело назревшееи Предлагаем принять строгие и срочные меры по точному исполнению календарного плана"[22].

В ходе депортации, завершившейся в октябре 1937 года, из ДВК было выселено около 172 тыс. корейцев. 25 тысяч корейцев и 11 тысяч китайцев были арестованы[23].

Депортация некоторых национальных меньшинств была проведена и в республиках Закавказья, где она коснулась прежде всего проживавшего там курдского населения. До 1937 года в Армении действовал курдский национальный театр, в Армении и Грузии - курдские школы, выпускались национальные газеты. Все эти учреждения были закрыты в 1937-1938 годах, когда значительная часть курдов была переселена в среднеазиатские республики и в Казахстан. Из Азербайджана в Казахстан были насильственно переселены иранцы[24].

"Массовые операции" осуществлялись в строжайшей тайне, ибо расправы над уже наказанными однажды людьми, равно как и этнический геноцид не могли быть обоснованы никакой, даже самой изощренной софистикой.

Жертвы "массовых операций" составляли примерно половину беспартийных, репрессированных в годы великой чистки. Для коммунистов составлялись свои собственные "лимиты" (см. гл. XXV), но расправам над ними предшествовали, как правило, партийные санкции и более длительное следствие. Эти расправы приняли такой размах, что Сталин в январе 1938 года осуществил маскировочный маневр, призванный создать впечатление: Центральный Комитет обеспокоен массовыми исключениями из партии и хочет их приостановить.


ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Исторический архив. 1994. # 2. С. 49-50.<<

[2] Труд. 1992. 4 июня.<<

[3] Исторический архив. 1993. # 4. С. 81.<<

[4] Труд. 1992. 4 июня; Реабилитация. С. 13.<<

[5] Сопротивление в ГУЛАГе. Воспоминания. Письма. Документы. М., 1992. С. 115, 120, 127.<<

[6] Шрейдер М. Б. НКВД изнутри. Записки чекиста. М., 1995. С. 71.<<

[7] Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. С. 189-191.<<

[8*] Под харбинцами имелись в виду лица, добровольно вернувшиеся в СССР после продажи Советским правительством Японии Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД).<<

[9] Московские новости. 1992. 27 июня. С. 19.<<

[10] Кислицын С. А. Сказавшие "Нет" (Эпизоды из истории политической борьбы в советском обществе в конце 20-х - первой половине 30-х гг.). Ростов-на-Дону, 1992. С. 62.<<

[11] Сопротивление в ГУЛАГе. С. 118.<<

[12] Там же. С. 119.<<

[13] Так это было. т. I. M., 1993. С. 86.<<

[14] Вопросы истории. 1994. # 4. С. 65.<<

[15] Даугава. 1989. # 12. С. 118-119.<<

[16] Даугава. 1989. # 4-12.<<

[17] Так это было. т. III. С. 283.<<

[18] Белая книга о депортации корейского населения в 30-40-е годы. Кн. I. М., 1992. С. 32-36.<<

[19] Вопросы истории. 1994. # 5. С. 141.<<

[20] Правда. 1937. 23 апреля.<<

[21] Белая книга о депортации корейского населения в 30-40-е годы. Кн. I. С. 64.<<

[22] Известия. 1992. 10 июня.<<

[23] Вопросы истории. 1994. # 5. С. 144; Так это было. т. III. С. 277.<<

[24] Так это было. т. I. С. 87, 96-97.<<


Глава II