Оглавление

XX
Две армии

Начиная с 1937 года, динамика развития вооруженных сил СССР и Германии складывалась все более в пользу последней.

На протяжении десятилетий советская историография "обосновывала" "объективные" причины чудовищных поражений Красной Армии в первые годы Отечественной войны. Ради этого советские историки пошли на то, чтобы фактически признать фашизм более эффективной системой управления экономикой, чем социализм. Из их писаний вытекал вывод о том, что за семь лет (1933-1939 годы) гитлеровская клика сумела основательно и всесторонне подготовить свою страну к войне, тогда как Советскому Союзу оказалось недостаточным для этого и намного большего времени - при всех колоссальных жертвах, которые советский народ понес ради создания современной армии и военной промышленности.

В работах советских историков обычно смазывалась разница стартовых позиций, с которых начиналось строительство двух армий. В СССР этот процесс шел с 1918 года, Германия же была существенно ограничена в своих военных приготовлениях условиями Версальского договора, жестко контролируемыми державами-победительницами. Согласно этим условиям, немецкая армия не имела права иметь ни одного танка и самолета, а ее численность не должна была превышать 100 тысяч человек.

В 1933 году СССР многократно превосходил Германию по численности и технической оснащенности армии. В этом году у Германии насчитывалось лишь 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизии. В сухопутной армии рейхсвера было всего 3500 офицеров, а ее вооружение, включая винтовки, настолько устарело, что кадровые дивизии были фактически невооруженными. Контингент рождения 1901-1914 годов не проходил никакой военной подготовки. Тяжелую артиллерию и танковое оружие надо было создавать заново[1].

Лишь в 1935 году Гитлер пошел на то, чтобы порвать военные установления и запреты Версальского договора и ввести всеобщую воинскую повинность. В этом году СССР имел самую сильную армию в мире, возглавляемую опытным и высококвалифицированным командным составом, в то время как в Германии армии, сопоставимой по боевым качествам, практически не было.

Присутствовавшие на советских военных маневрах специалисты зарубежных государств неизменно отмечали достоинства Красной Армии. "Яи видел могучую, серьезную армию, весьма высокого качества и в техническом, и в моральном отношении, - писал заместитель начальника генштаба французской армии генерал Луазо. - Ее моральный уровень и физическое состояние достойны восхищения. Техника Красной Армии стоит на необычайно высоком уровне. В отношении танков я полагал бы правильным считать армию Советского Союза на первом месте. Парашютный десант большой воинской части, виденный мною под Киевом, я считаю фактом, не имеющим прецедента в мире"[2].

Еще в 1937 году по всем основным позициям преимущество было у Красной Армии. Тухачевский, будучи чуждым сталинско-ворошиловскому бахвальству, тем не менее не допускал и мысли, что война с Германией сможет принять характер блицкрига. В записке о характере будущей войны, посланной им Сталину из тюрьмы, подробно рассматривались прогнозные варианты военных действий в случае нападения на СССР одновременно Германии и Польши (тогда такая возможность считалась реальной). Тухачевский обосновывал такую стратегию, которая позволила бы Красной Армии уже в приграничных сражениях решительно переломить ход военных действий в свою пользу[3].

Положение стало меняться с середины 1937 года, когда в СССР развернулась массовая чистка военных кадров. С этого времени оценки Красной Армии зарубежными военными специалистами становятся все более пессимистичными. В секретном докладе заместителя начальника генерального штаба чехословацкой армии, составленном в ноябре 1937 года, говорилось: "Поток массовых репрессий вызывает опасения относительно возможности внутреннего разложения армии, ослабления ее оперативной ударной силы, ее неспособности вести наступательные действия и в будущем из-за неимения тактического и стратегического опыта новыми молодыми командирами, которые тысячами в звании лейтенантов стали командирами полков, а майоров - командирами дивизий"[4].

Обезглавливание Красной Армии свело на нет веру большинства западных политиков в советскую военную мощь, породило на Западе серьезные сомнения в целесообразности заключения военно-политического союза с СССР.

Вопрос об ослаблении боеспособности Красной Армии с особой остротой встал в 1938 году, когда в столицах европейских стран проводились первые прикидки, с какими державами следует группироваться в грядущих военно-политических конфликтах. В телеграмме, направленной в Москву 24 марта 1938 года, посол Майский сообщал, что в Англии распространяется версия, согласно которой ввиду внутренних событий в СССР не может быть и речи о способности советских вооруженных сил оказаться действенным противовесом вермахту. Далее Майский описывал свою беседу с Черчиллем, в ходе которой последний заявил: "Нам до зарезу нужна сильная Россия, мне же многие говорят, что в результате недавних событий Россия перестала быть серьезным фактором международной политики. Дайте мне ответ на мои сомнения". В этой связи Майскому, по его словам, "пришлось прочитать Черчиллю довольно длинную лекцию по политграмоте", прослушав которую Черчилль воскликнул: "Ну, слава богу, Вы меня сильно обнадежили. Я ненавижу Троцкого, давно уже слежу за его деятельностью и считаю его злым гением России. Я целиком за политику Сталина. Сталин создает сильную Россию, это как раз то, что сейчас больше всего нужно"[5].

Немудрено, что Черчилль, бывший со времен гражданской войны ярым противником большевизма и положительно оценивавший разрыв Сталина со стратегией мировой революции, был готов поверить в сталинскую "политграмоту".

Однако другие западные политики и военачальники проявляли меньшую доверчивость к заверениям советской пропаганды, будто из чисток Советский Союз выходит более сильным, чем прежде. Бывший американский посол в СССР Буллит указывал, что "последние чистки, в особенности устранение Блюхера, вызвали полную дезорганизацию в Красной Армии, которая не способна ни к каким активным военным действиям"[6]. Подобные оценки влияли на позицию советских партнеров по переговорам, сдерживая их усилия добиться военного союза с СССР. Так, летом 1939 года аналитики британского генерального штаба пришли к заключению о том, что в результате чисток Красная Армия "не способна к наступательным операциям вне своих границ"[7].

Подобная оценка последствий обескровливания Красной Армии доминировала и в Германии. В 1938 году начальник германского генштаба Л. Бек говорил: "С русской армией можно не считаться, как с вооруженной силой, ибо кровавые репрессии подорвали ее моральный дух, превратили в инертную машину"[8].

Обезглавливание Красной Армии явилось важным фактором, определившим военно-политическую стратегию Германии. В ходе переговоров с Муссолини в октябре 1938 года Риббентроп заявил, что, "поскольку мощь России подорвана на много лет вперед, мы можем обратить всю нашу энергию против западных демократических государств"[9].


ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Типпельскирх К. История второй мировой войны. М., 1956. С. 10-11.<<

[2] История второй мировой войны. 1939-1945. Т. 2. М., 1974. С. 181.<<

[3] Военно-исторический журнал. 1991. # 8. С. 45-53; # 9. С. 55-63.<<

[4] Накануне. 1931-1939. Как мир был ввергнут в войну. Краткая история в документах, воспоминаниях и комментариях. М., 1991. С. 153.<<

[5] Открывая новые страницыи Международные вопросы: события и люди. М., 1989. С. 75.<<

[6] Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы. Т. I. М., 1990. С. 111.<<

[7] Архивы раскрывают тайныи С. 81.<<

[8] Военно-исторический журнал. 1989. # 3. С. 44.<<

[9] Буллок А. Гитлер и Сталин. Т. 2. С. 216.<<


Глава XXI